восвояси и был ошеломлен известием, которое принес ему сконфуженный гонец — его дом собирается посетить с визитом Его Величество король Хельветии и прибытие его ожидается с минуты на минуту.

Это что же получается, не успела Корделия устроиться в своей спальне и как следует осмотреть окрестности, как уже тут как тут собственной персоной неизбежный ее спутник Уильям Хельветский. Они что, сговорились? Что здесь делать хельветскому королю? Объяснение командира строителей, что во-первых, Его Величество изволит ехать в Рим с поклоном к Папе, а во-вторых, он не обязан давать отчета никому, кроме своего сюзерена, Глорио совершенно не устроило. Вся его ревность, все подозрения, казалось бы не далее как вчера уснувшие навсегда, ожили опять и с новой силой схватили его за сердце. О, коварная! Там, где ты появляешься, там идут за тобой по пятам измена и порок.

Король, однако, к ожидаемому моменту не прибыл, и Глорио пришлось битый час слоняться перед своей калиткой в нелепо выглядевшем и крайне неудобном парадном платье. А задержался Уильям потому, что вскоре после отъезда из своего замка дорогу королевскому кортежу неожиданно преградила карета, которую сопровождали четверо хельветских всадников в форме. Занавески в карете были плотно задернуты, но кучер, соскочивший с козел, прошептал на ухо командиру авангарда что-то такое, от чего тот немедленно спешился и побежал докладывать королю. Король выслушал, скомандовал своим людям привал, а сам пошел навстречу странной карете и, открыв дверцу, скрылся в ней.

В карете Его Величество встретил ухмыляющегося Его Высочество. Довольный произведенным эффектом дюк Эллингтон поприветствовал старшего брата и стал терпеливо ждать, пока Уильям оправится от шока.

— Да, да, это я, не удивляйся, живой и здоровый. Хотел заранее предупредить тебя, но побоялся дворцовых шпионов. Как я сыграл?

— Но зачем?..

— Во-первых, забавно. Можно увидеть, что о тебе скажут после твоей смерти. Тебе никогда не было интересно? Во-вторых, надо было. Заимодавцы одолели, деваться от них некуда. Вроде бы венецианцы, христиане, а хуже нехристей-евреев на поверку оказались. Я специально место выбрал поближе к ним, чтоб быстрей узнали и легче поверили. А иначе пришлось бы тебя впутывать, ну я и выбрал, что мне проще показалось.

— Куда же ты теперь?

— Ну, мир большой, места хватит. Я для начала к бриттам прокачусь, а там видно будет.

Уильям помолчал, переваривая ситуацию. Учудил братец, нечего сказать. От долгов он, конечно, замечательно скрылся, но ведь дело почти войной из-за него пахнет. Это, впрочем, не королевское дело, пусть иностранный министр распутывает. Всей правды мы ему не скажем, но что-нибудь придумаем. Ох, дюк, ох, подарочек…

— Писать будешь?

— Еще задолжаю, напишу. Кто меня из константинопольской ямы вытаскивать станет? — дюк даже развеселился от подобной перспективы.

Уильям еще помолчал, потом вспомнил:

— А где эта, которая вместо Манон? Болтать станет?

— Сбежала куда-то. Но она ничего не подозревает, честно играла убитую горем племянницу. Пусть живет, солдат новых тебе рожает. Знает только один граф итальянский, где я всю комедию разыгрывал. Он же мне и карету вслед подослал. Ужасно неудобно ехать трупом на телеге.

Братья неловко обнялись, Уильям поплотнее притворил за собой дверцу, и карета с дюком затрусила по лесной дороге. Уильям проводил ее взглядом, вздохнул от чего-то и опять предстал королем: он приосанился, придирчиво осмотрел столпившихся вокруг дворян и властно дал сигнал всем ехать дальше.

75

18 июня, 1 час пополудни

Глорио уже совсем истомился, когда на дороге сначала показалась пыльная туча, а потом из нее стали выплывать всадники и кареты. Из самой роскошной кареты, гордо несшей на себе королевский герб, выбрался Уильям в помятом дорожном платье и стал разминать затекшие члены. Глорио склонился перед ним, помахал шляпой и произнес ритуальное приветствие и приглашение быть его повелителем и распоряжаться как своим верным слугой. Уильям проследовал в дом и… замер перед портретом.

— Кто это? Как она похожа на… неужели это она? Откуда у тебя портрет? Ты ее знаешь? Ты родственник ей?

— Нет, Ваше Величество. Я не родственник герцогини Корделии. Но я ее хорошо знаю. Вернее, знал когда-то. Мы с вами вместе ее знали. Помните хельветский курорт, двадцать лет назад, мы все такие молодые и беззаботные?

Ошеломленный Уильям пристально вгляделся в Глорио, но в холле было темновато.

— Да, Ваше Величество, это я. Вы знали меня как князя Ярослава Хираго, я был послом Великого Новгорода при дворе вашего покойного отца.

— О, теперь я вспоминаю, ты тот пылкий славянин, все вокруг герцогини увивался. Да, хорошее было времечко. А помнишь…

Собеседники, продолжая предаваться воспоминаниям, перешли в графскую библиотеку. Хираго больше молчал, как бы готовясь к главному для него вопросу. Наконец, он вступил:

— Ваша Величество, вы знаете, что у герцогини Корделии есть дочь, Эделия, и что ей скоро двадцать?

— Конечно знаю, ты что, меня за дурака держишь? Кто ее отец по-твоему? Уж, во всяком случае, не ты.

— Почему вы так уверены?

— А она мне все рассказывала. Как ты перед ней стелился и подарки дорогие слал, а понравиться ей не мог. Потому что любила она меня.

— Герцогиня сама вам это все говорила?

— Сама, сама. Беседы на подушке — самые откровенные, тут все как на духу выкладывается. Впрочем, откуда тебе знать? Тебе же герцогиня отказала. — Король довольно хихикнул.

Хираго опять помолчал, давая Уильяму время горделиво упиваться своим мужским превосходством.

— А вы уверены, Ваше Величество, что держали в своих объятиях именно герцогиню? — осторожно начал он опять, — ведь женщинам иногда свойственно лукавство, никогда не знаешь, что от них можно ожидать.

— Ну какой же ты идиот, Хираго — захохотал в голос Уильям. — Ясное дело, уверен. Я что, не узнаю в ночной женщине дневную? Знаешь, я даже иногда жалею тебя, что ты тогда не добился от Корделии благосклонности. О, наша герцогиня в постели — это нечто особенное. Как у нее хороша была родинка на левой груди!

Хираго вспыхнул. Родинка на левой груди! Теперь сомнений не оставалось. Коварная изменщица была в постели Уильяма. Они — любовники. Он, Ярослав Хираго, действительно был обманут как последний идиот. Ведь эта родинка — была ЕГО родинка. Ее он ласкал короткими страстными ночами. Ее он покрывал поцелуями и гладил в минуты передышки от любовного пыла. Как могла Корделия подставить ее этому индюку Уильяму? Вот цена всем женским уверениям и клятвам! Евино отродье!

— Родинка на левой груди? — переспросил он растерянно и жалко.

— На левой, на левой. Вот этой самой рукой я ее ласкал. — И король, как бы в знак